DEATH IS A LONELY BUSINESS

A GRAVEYARD FOR LUNATICS: ANOTHER TALE OF TWO CITIES

LET’S ALL KILL CONSTANCE

С любовью Дону Конгдону, благодаря которому возникла эта книга, и памяти Рэймонда Чандлера, Дэшила Хэммета, Джеймса М. Кейна и Росса Макдональда, а также памяти моих друзей и учителей Ли Брэкетт и Эдмонда Гамильтона, к сожалению ушедших, посвящается

Смерть – дело одинокое

Тем, кто склонен к унынию, Венеция в штате Калифорния раньше могла предложить все, что душе угодно. Туман – чуть ли не каждый вечер, скрипучие стоны нефтяных вышек на берегу, плеск темной воды в каналах, свист песка, хлещущего в окна, когда поднимается ветер и заводит угрюмые песни над пустырями и в безлюдных аллеях.

В те дни разрушался и тихо умирал, обваливаясь в море, пирс, а неподалеку от него в воде можно было различить останки огромного динозавра – аттракциона «русские горки» , над которым перекатывал свои волны прилив.

В конце одного из каналов виднелись затопленные, покрытые ржавчиной фургоны старого цирка, и, если ночью пристально вглядеться в воду, заметно было, как снует в клетках всякая живность – рыбы и лангусты, принесенные приливом из океана. Казалось, будто здесь ржавеют все обреченные на гибель цирки мира.

И каждые полчаса к морю с грохотом проносился большой красный трамвай, по ночам его дуга высекала снопы искр из проводов; достигнув берега, трамвай со скрежетом поворачивал и мчался прочь, издавая стоны, словно мертвец, не находящий покоя в могиле. И сам трамвай, и одинокий, раскачивающийся от тряски вожатый знали, что через год их здесь не будет, рельсы зальют бетоном, а паутину высоко натянутых проводов свернут и растащат.

И вот тогда-то, в один такой сумрачный год, когда туманы не хотели развеиваться, а жалобы ветра – стихать, я ехал поздним вечером в старом красном грохочущем, как гром, трамвае и, сам того не подозревая, повстречался в нем с напарником Смерти.

В тот вечер лил дождь, старый трамвай, лязгая и визжа, летел от одной безлюдной, засыпанной билетными конфетти остановки к другой, и в нем никого не было – только я, читая книгу, трясся на одном из задних сидений. Да, в этом старом, ревматическом деревянном вагоне были только я и вожатый, он сидел впереди, дергал латунные рычаги, отпускал тормоза и, когда требовалось, выпускал клубы пара.

А позади, в проходе, ехал еще кто-то, неизвестно когда вошедший в вагон.

В конце концов я обратил на него внимание, потому что, стоя позади меня, он качался и качался из стороны в сторону, будто не знал, куда сесть, – ведь когда на тебя ближе к ночи смотрят сорок пустых мест, трудно решить, какое из них выбрать. Но вот я услышал, как он садится, и понял, что уселся он прямо за мной, я чуял его присутствие, как чуешь запах прилива, который вот-вот зальет прибрежные поля. Отвратительный запах его одежды перекрывало зловоние, говорившее о том, что он выпил слишком много за слишком короткое время.

Я не оглядывался: я давно по опыту знал, что стоит поглядеть на кого-нибудь – и разговора не миновать.

Закрыв глаза, я твердо решил не оборачиваться. Но это не помогло.

– Ox, – простонал незнакомец.

Я почувствовал, как он наклонился ко мне на своем сиденье. Почувствовал, как горячее дыхание жжет мне шею. Упершись руками в колени, я подался вперед.

– Ox, – простонал он еще громче. Так мог молить о помощи кто-то падающий со скалы или пловец, застигнутый штормом далеко от берега.

Дождь уже лил вовсю, большой красный трамвай, грохоча, мчался в ночи через луга, поросшие мятликом, а дождь барабанил по окнам, и капли, стекая по стеклу, скрывали от глаз тянувшиеся вокруг поля. Мы проплыли через Калвер-Сити , так и не увидев киностудию, и двинулись дальше – неуклюжий вагон гремел, пол под ногами скрипел, пустые сиденья дребезжали, визжал сигнальный свисток.

А на меня мерзко пахнуло перегаром, когда сидевший сзади невидимый человек выкрикнул:

– Смерть!

– Смерть…

И опять взвизгнул свисток.

Мне почудилось – он сейчас заплачет. Я глядел вперед на пляшущие в лучах света струи дождя, летящего нам навстречу.

Трамвай замедлил ход. Сидевший сзади вскочил: он был взбешен, что его не слушают, казалось, он готов ткнуть меня в бок, если я хотя бы не обернусь. Он жаждал, чтобы его увидели. Ему не терпелось обрушить на меня то, что его донимало. Я чувствовал, как тянется ко мне его рука, а может быть, кулаки, а то и когти, как рвется он отколошматить или исполосовать меня, кто его знает. Я крепко вцепился в спинку кресла перед собой.

Трамвай, дребезжа, затормозил и остановился.

«Ну давай, – думал я, – договаривай!»

– … дело одинокое, – страшным шепотом докончил он и отодвинулся.

Я услышал, как открылась задняя дверь. И тогда обернулся.

Вагон был пуст. Незнакомец исчез, унося с собой свои похоронные речи. Слышно было, как похрустывает гравий на дороге.

Невидимый впотьмах человек бормотал себе под нос, но двери с треском захлопнулись. Через окно до меня еще доносился его голос, что-то насчет могилы. Насчет чьей-то могилы. Насчет одиночества.

Я поднял окно и высунулся, вглядываясь в дождливую темень позади.

Я не мог бы сказать, что там осталось – город, полный людей, или лишь один человек, полный отчаяния, – ничего не было ни видно, ни слышно.

Трамвай несся к океану.

Меня охватил страх, что мы в него свалимся.

Я с шумом опустил окно, меня била дрожь.

Всю дорогу я убеждал себя: «Да брось! Тебе же всего двадцать семь! И ты же не пьешь». Но…

Но все-таки я выпил.

В этом дальнем уголке, на краю континента, где некогда остановились фургоны переселенцев, я отыскал открытый допоздна салун, в котором не было никого, кроме бармена – поклонника ковбойских фильмов о Хопалонге Кэссиди , которым он и любовался в ночной телепередаче.

– Двойную порцию водки, пожалуйста.

Я удивился, услышав свой голос. Зачем мне водка? Набраться храбрости и позвонить моей девушке Пег? Она за две тысячи миль отсюда, в Мехико-Сити. А что я ей скажу? Что со мной все в порядке? Но ведь со мной и правда ничего не случилось!

Ровно ничего, просто проехался в трамвае под холодным дождем, а за моей спиной звучал зловещий голос, нагонял тоску и страх. Однако я боялся возвращаться в свою квартиру, пустую, как холодильник, брошенный переселенцами, бредущими на запад в поисках заработка.

Большей пустоты, чем у меня дома, пожалуй, нигде не было, разве что на моем банковском счете – на счете Великого Американского Писателя – в старом, похожем на римский храм здании банка, которое возвышалось на берегу у самой воды, и казалось, что его смоет в море при следующем отливе. Каждое утро кассиры, сидя с веслами в лодках, ждали, пока управляющий топил свою тоску в ближайшем баре. Я не часто с ними встречался. При том что мне лишь изредка удавалось продать рассказ какому-нибудь жалкому детективному журнальчику, наличных, чтобы класть их в банк, у меня не водилось. Поэтому…

Детективная трилогия в одном томе. Действие всех романов происходит в Голливуде. В первом романе детектив Эльмо Крамли и странный молодой человек – писатель-фантаст – берутся расследовать ряд смертей, на первый взгляд совершенно не связанных между собой. В центре второго романа – загадочная история голливудского магната, погибшего в ночь на Хэллоуин двадцать лет назад. Констанция Раттиган, центральный персонаж третьего романа, получает по почте старый телефонный справочник и записную книжку, фамилии в которой отмечены надгробными крестиками. Задачу спасти кинозвезду и раскрыть загадку цепочки неожиданных смертей взвалили на себя главные герои трилогии.

Книга также выходила под названием «Голливудская трилогия в одном томе».

Своеобразно Брэдбери решает и этические проблемы: зло и насилие в его книгах предстают нереальными, «понарошными». Как некие «тёмные силы», лучший способ борьбы с которыми - их игнорирование, обыгрывание, уход в другую плоскость восприятия. Очень ярко эта позиция нашла отражение в романе «Надвигается беда», где в финале главные герои побеждают «тёмный карнавал» нечисти балаганным весельем.

Произведения

Основные крупные произведения, переведённые на русский язык:

, (The Martian Chronicles)
, (Fahrenheit 451)

Начну с того, какая это удача, что вся трилогия поместилась в этой чудесной книге, которая заняла почётное место на полке и радует глаз, я давно присматривалась к чему-нибудь от Брэдбери и не смогла пройти мимо такого чуда. Книга потрясающего качества, белая бумага, плотная, чёткий текст, суперобложка (не самая удобная, как для чтения, но вернуть её на место после и получается более внушительно, да и книга не так пылиться), да и вообще всё оформление сделали на славу, полностью отражает то чувство, которое возникает при прочтении, когда воспринимаешь книгу, как старый фильм. Теперь с самому главному. Голливудская трилогия – это три романа, объединённые героями и местом действия, и хотя принято говорить, что трилогия условная, не представляю, как каждый из этих романов может существовать без двух других. «Смерть – дело одинокое» - роман под номером один. Здесь Венеция из Калифорнии и загадочное убийство, которое с самого начала тесно сплетается с судьбой одного писателя. Наличие убийства, и не одного и детектива Элмо Крамли вовсе не делает этот роман детективным, в привычном смысле слова. Здесь вообще не будет ничего привычного и знакомого, само раскрытие этого дела – мотивы, преступник, способ убийства – всё это по-голливудски странно и по-голливудски драматично, а как же иначе, это же мир, где больше фантазий и видимости, чем реальных людей. Здесь все сбираются жить вечно, и возможно, так оно и есть – сценарии, плёнки, фильмы – всё сохраняет молодость многим и многим. Но так ли они вечны – другой вопрос. Это не такой детектив, как у Доила или Кристи, это даже не в стиле Касла, я не знаю, что это, но в голове это похоже на чёрно-белый фильм, в котором порой мелькают яркие краски, где-то далёко шум прибоя и музыка каллиопы. Всё складывается в прекрасную, трагичную, мрачную, дождливую, наивную, смелую и ни на что не похожую историю, которую непременно захочется распутать до самого конца, а следом начать следующую, просто для того, чтобы вернуться в тот мир, и найти что-то новое, рассмотреть ещё больше всего. Роман под номером два – «Кладбище для безумцев», переносит нас во времени, но герои остаются те же, обрастая новыми знакомствами и новыми неприятностями. Снова наш писатель не смог пережить день спокойно и впутался в странную историю с Человеком-монстром и невесть откуда взявшимся телом бывшего главы киностудии. Все действия происходят в пределах не большого клочка земли, но так уж бывает в Голливуде, что лишь расширяет границы географии до невозможных, а не наоборот. Это же киностудия, это декорации, это Рим и Париж, это наша эра и до неё, это другим планеты, это дикие джунгли и даже старый бабушкин дом. И весь этот волшебный мир – пристанище безумных гениев, отделён лишь стеной от мрачного последнего пристанища этих гениев, где их звёзды гаснут. Стиль второго романа не меняется, это всё так же нечто неопределённого жанра и от этого роман получается таким многогранным. Он успевает показать всё. Завершается трилогия романом номер три – «Давайте все убьём Констанцию», и это завершает погружение в мир Голливуда. Мы начали где-то на его задворках, при въезде, плавно переместились в самое сердце, а теперь увидим самое дно. Подземелье фабрики грёз и его обитателей, которые жили и живут своей странной жизнью, где нет границ между «я» и «я играю роль», уж у Констанции Раттиган – знаменитой актрисы, таких границ точно нет, под вопросом факт каких-либо границ у этой женщины и от этого она столь великолепна. На протяжении всей трилогии, она была огнём и юмором и таким ярким и живым персонажем ради которого можно было пуститься в это путешествие, даже не рассчитывая на успех – можно было читать только ради того, что она выкинет в следующий раз. И уж тут она раскрылась так, как и представить было сложно – истинная актриса, больше, чем актриса – человек, который не проживает роли, а живёт в них, одевает не просто маску, а одевает кожу. Всё ради ролей, ради бессмертия, Брэдбери капнул так глубоко, что не сразу это осознаёшь, до этого приходится докапываться через эпитеты и метафоры, через сравнения и гиперболы, через бушующие грозы и тёмные подземелья, через газетные пещеры и монтажные на вершины гор. Каждый из романов – выдернутая из контекста истории чёрно-белая драма, с элементами комедии и мелодрамы, ужаса и триллера, но все вместе – они целая эпоха, целый мир, который невозможно откуда-либо вырвать. Псих, Элмо, Констанция, Генри – они не выдуманные, они жили когда-то, где-то, а Брэдбери просто рассказал их историю, иначе и быть не может, ведь они как живые, вот они, здесь, только руку протяни и коснись страниц. И дело вовсе не в каких-то биографических фактах,которые пришлись кстати, дело в чём-то совершенно другом, возможно в том, что Брэдбери умеет вдыхать жизнь в свои фантазии, даже самые безумные. Голливудские триллеры, детективная трилогия, чёрно-белый нуар на семи сотнях страниц – это книга о кино, это кино в виде книги, это всё и сразу, всего в достатке – это большая, бесконечная фантазия, прекрасная в своей не реальности и метафоричности, ужасная в своей реалистичности и прямолинейности. Всё самое противоречивое – это о ней, всё самое лестное – о ней.

Книга также выходила под названием «Голливудская трилогия в одном томе».